— Не уверен, что понимаю ваши намеки… — начал я, но она смешком оборвала меня.
— О, святая невинность! Давайте, давайте, такого спектакля я давненько не видела. — Она порылась в стоявшей на столе тарелочке с орешками, названия которых я не знал, и блеснула в мою сторону улыбкой, полной чистого озорства. — Не трудитесь возражать, комиссар. Я просто подшучиваю над вами.
«Ага, как же, — подумал я. — А еще по ходу дела показываешь, что видишь насквозь каждый мой трюк или махинацию». Наверное, эти мысли отразились на моем лице, потому что ее взгляд смягчился.
— Знаете, вы могли бы просто попытаться быть самим собой.
Эта идея повергла меня в ужас. Я провел столько времени, прячась за маской, что уже не был уверен, осталось ли под ней что-нибудь от Кайафаса Каина кроме дрожащего комка своекорыстия. Но тут меня оглушила еще более пугающая мысль: она знает, о чем я думаю! Все, что я старался скрыть, вся моя мошеннически заработанная репутация для нее как открытая книга. Для нее. Для Инквизиции… Кишки Императора!
— Расслабьтесь, я не псайкер. Просто неплохо разбираюсь в людях. — Эмберли смотрела, как я, даже не пытаясь скрыть облегчения, обмяк в кресле, и в глубине ее глаз плясали озорные искорки. — Что бы вы ни пытались скрыть, ваши тайны и безопасности. И там они и останутся, если только вы не дадите мне повода раскапывать их.
— Постараюсь не дать, — пообещал я, подрагивающей рукой поднимая свой бокал.
— Рада слышать. — Ее улыбка снова потеплела. — Потому как, я надеялась, вы сможете мне помочь.
— В чем? — спросил я, уже зная, что ответ мне не понравится.
Конференц-зал на этот раз был почти пуст, но чтобы почувствовать себя в тесноте, мне с лихвой хватало присутствия лорда-генерала Живана и инквизитора, которая уже открыто демонстрировала, кто здесь главный. Кроме них присутствовал еще Мотт, пожилой ученый с живым и внимательным лицом. Время от времени он принимался задумчиво ковырять зарубку на своей аугметической ноге — техножрец еще не закончил латать ее, когда пришел вызов на совещание.
— Спасибо, что присоединились к нам, комиссар, — неподдельно теплая улыбка Эмберли заставила такого опытного махинатора, как я, задуматься, насколько можно доверять ей.
Живан приветственно кивнул, он-то действительно был рад меня видеть.
— Приветствую, приветствую, — улыбнулся и Мотт, блеснув удивительно светлыми карими глазами. У него, похоже, не нашлось времени отмыть запах пожара и сменить одежду, или ему было просто все равно. — Вы нам доставили некоторое неудобство, молодой человек. Хотя, полагаю, вы не могли знать.
— Знать — что? — спросил я, стараясь, чтобы это не прозвучало так, будто я на него рычу. Я успел перехватить пару сандвичей, чтобы заесть выпивку, и Юрген приготовил мне рекаф, но, подвергнутая смертельной опасности и алкоголю, моя голова все еще гудела.
— Всему свое время. — Эмберли благосклонно улыбнулась ученому. — Карактакус, если ему это позволить, склонен пропускать пресные подробности.
— Доживете до моего возраста, тоже не станете тратить на них время, — ответил он.
Я понял, что между ними существуют вполне дружеские, доверительные отношения. Вероятно, они были очень давно знакомы. Мотт снова обернулся ко мне. — Кстати, я вспомнил, что должен поблагодарить вас за помощь. Она была весьма своевременна.
— Приятно было подсобить, — ответил я.
— У вас чрезвычайно извращенное понятие о приятном. Вам стоит чаще развлекаться, — тряхнула головой Эмберли и посмотрела на меня с преувеличенным неудовольствием. — И вам, похоже, нужно будет в этом помочь.
Я не нашелся с ответом, поэтому просто промолчал. Я, как и большинство людей, представлял себе инквизитора в виде устрашающего психопата, который мечом прорубает себе дорогу сквозь полчища врагов Императора. Эмберли же оказалась полным опровержением этому образу. В ней, конечно, была безжалостность, как мне стало известно в ходе нашего долгого знакомства, но все равно эта жизнерадостная, немного эксцентричная молодая женщина со странным чувством юмора была настолько далека от расхожих представлений о людях ее профессии, насколько только возможно.
Живан откашлялся:
— Инквизитор. Возможно, нам стоит заняться нашей насущной проблемой?
— Конечно. — Она активировала гололит, стукнув в нужном месте, чтобы заставить картинку сфокусироваться. — Нет нужды говорить, что все увиденное и услышанное здесь полностью секретно, комиссар.
— Естественно, — кивнул я.
— Вот и славно. Не хотелось бы вас убивать. Я задумался, является ли это шуткой. Теперь-то я знаю, что она ни капельки не шутила.
— Если вы упустили сей факт, — продолжила она. — Я агент Ордо Ксенос. Вы знаете, что это значит?
— Вы занимаетесь чужаками? — отважился предположить я.
Тогда я имел весьма смутное представление о структуре Инквизиции, но угадать было несложно. Эмберли кивнула:
— Именно так.
— Ну, по большей части так, — любезно уточнил Мотт. — Еще был тот культ Хаоса на Аркадии Секундус и еретики на Хоре…
— Благодарю, Карактакус, — произнесла она, явно подразумевая «заткнись к варповой матери».
Он так и поступил. Как я вскоре узнал, быть ученым значило быть одержимым деталями и мелочами, что неизбежно ведет к жуткому педантизму. Представьте себе самый худший вариант всезнайки, какого вы только встречали у барной стойки, но который при этом действительно все знает и не может удержаться, чтобы не вывалить на вас все сведения, касающиеся любой затронутой темы. Представили? У вас только половина картины. Мотт зачастую был чрезвычайно надоедлив, но, узнав его поближе, я стал считать его по-своему приятным собеседником. Особенно когда выяснилось, что его дарование включает в себя сверхъестественное интуитивное понимание вероятностей, которое он весьма неплохо применял за годы нашего знакомства в ряде игорных заведений. Эмберли вызвала на гололит звездную карту, которую я узнал без особого труда, потому как она была уменьшенной копией той, что я вскользь просмотрел перед высадкой на планету.