Пять пар глаз повернулось ко мне. Я медленно поднялся, кинув взгляд на информационный планшет перед собой.
— Благодарю вас, капитан. — Я обернулся к трем личностям в черной униформе, сидящим рядом со мной. — А также вас, комиссары. Ваш совет был для меня неоценимым подспорьем в этом деле.
Ответом были три торжественных кивка в мой адрес. Видите ли, в этом заключался весь фокус. Мои предыдущие контакты с остальными комиссарами на борту неожиданно принесли свои плоды, так как я уже знал, кого легче склонить в нужную сторону моими аргументами. Парочка ретивых щенков, только что из кадетского звания, и все повидавший старый служака, проведший на поле боя большую часть жизни. И все они, как один, были настолько польщены доверием прославленного Кайафаса Каина, что выглядели так, будто им вручили билет на Терру. Я повернулся к заключенным.
— Долг комиссара зачастую суров, — сказал я. — Устав существует для того, чтобы ему следовать, а дисциплина — чтобы ее крепить. И этот самый Устав, конечно же, предписывает высшую меру наказания за убийство, если только нет смягчающих обстоятельств, которые я, надо признаться, изо всех сил старался обнаружить в этом деле.
Они превратились в слух. Тишина воцарилась такая, что шуршание вентиляторов в воздуховодах над нашими головами звучало, словно рев двигателей «Химеры».
— К моему разочарованию, я их не обнаружил. — Было слышно, как едва ли не все присутствующие резко втянули воздух в легкие. Пайрита триумфально осклабился, уверенный, что осуществилось то кровавое возмездие, которого он жаждал. — Тем не менее, — продолжил я после некоторой паузы (легкое неодобрение проступило на лице капитана, а в чертах Веладе промелькнула надежда), — как, несомненно, согласятся мои глубокоуважаемые коллеги, одна из тяжелейших задач, лежащих на плечах комиссара, состоит в том, чтобы обеспечивать следование не только букве, но и духу Устава. И, памятуя об этом, я позволил себе прибегнуть к их совету с тем, чтобы уточнить возможность такой трактовки Устава, которая могла бы разрешить мою дилемму.
Я театрально развернулся к троице комиссаров, желая подчеркнуть, что это не я веду нечестную игру, отнимая у Пайриты его право на расстрел, а сам Комиссариат принимает такое решение.
— В очередной раз, господа, я хочу поблагодарить вас. Не только от себя, но и от лица полка, в котором мне выпала честь служить.
Я повернулся к Кастин и Броклау, наблюдавшим за процессом с дальнего края зала суда, и церемонно склонил голову. Признаю, я переигрывал, но мне всегда нравилось быть центром внимания — конечно, если это не внимание вражеских стрелков.
— Первейшей заботой комиссара всегда должна оставаться боевая эффективность соединения, к которому он приписан, — сказал я, — и, как следствие, боеспособность Имперской Гвардии в целом. Это тяжелая ответственность, но мы несем ее с гордостью, во имя Императора.
Присутствующие комиссары склонили головы, поздравляя самих себя с этой высокой долей.
— А это значит, что мне всегда противна идея пожертвовать жизнью закаленного солдата для чего-либо, кроме обеспечения побед, которых требует от нас Его Святейшее Величество.
— Я полагаю, что вы в конечном итоге приведете свою речь к какому-то выводу? — перебил Пайрита.
Я кивнул так, будто он оказал мне любезность, а не прервал меня. На повторение этой речи перед зеркалом в каюте я потратил большую часть утра.
— Конечно же, и сейчас я перейду именно к нему. Я и мои коллеги, — произнес я, лишний раз подчеркивая, что оглашаю не свое решение, а тщательно выработанное общими усилиями мнение, — не видим смысла в том, чтобы просто казнить этих солдат. Их смерть не выиграет нам никаких битв.
— Но Устав… — начал Пайрита.
Настал мой черед перебить его на полуслове:
— …определяет смерть как наказание за их преступления. Но только он не уточняет, что смерть должна быть немедленной. — Я обернулся к шеренге озадаченных и напуганных заключенных. — Решением Комиссариата вы будете находиться в заключении до тех пор, пока не представится возможность переправить вас в штрафной легион, где вас, без сомнения, в свое время найдет благородная смерть в бою. До того времени, буде возникнет необходимость в добровольцах для особенно опасного боевого задания, вам будет предоставлена честь занять их место.
Я снова окинул взглядом жалкую группку заключенных. Агрессивность Келпа и Требек смягчилась удивлением, Холенби все еще был в замешательстве от неожиданного поворота событий, Веладе едва сдерживала слезы облегчения, а Сорель… Выражение его лица оставалось непроницаемым, как будто все происходящее не имело к нему ни малейшего отношения.
— Увести!
Я подождал, пока они выйдут из комнаты, подгоняемые шоковыми дубинками конвойных полицейских, и обернулся к Пайрите:
— Вы удовлетворены решением, капитан?
— Полагаю, у меня нет другого выбора, — горько ответил он.
— Мои поздравления, комиссар! — Кастин подняла стакан амасека, произнося тост за мою победу, и столовая разразилась овациями.
Я скромно улыбался, проходя к столу старших офицеров, а мужчины и женщины вокруг аплодировали, восклицали и скандировали мое имя, и вообще вели себя так, будто я был Само Императорское Величество, заглянувшее с визитом. Я даже с некоторой тревогой ожидал, что кое-кто попытается запанибратски похлопать меня по спине, но то ли уважение к моему рангу, то ли естественное нежелание оказаться близко к Юргену (который, как обычно, отирался около меня) или и то и другое вместе удержало их чувства в узде. Занимая свое место между Кастин и Броклау, я поднял руку, прося тишины, и в столовой постепенно стало тихо.